— И раков.

Секретарша принесла. Некоторое время друзья молча ели и пили. Затем Молодцов спросил:

— Что новенького на «дне», Геша?

Суперопер имел в виду, конечно, не дно Невы, а городское «дно» — то есть всевозможные притоны и «малины», где собиралась питерская братва. У милиции там имелись осведомители.

— Все по-старенькому, Гриша, — ответил Громов. — Правда, в последнее время ходят слухи, будто в Питер сам Ствол должен пожаловать.

— Это не слухи. Ствол уже пожаловал.

— Да ты что?! Не может быть!

— Может, Геша, может.

— Этого еще нам не хватало, — встревожился генерал. — Ствол — самый высокооплачиваемый киллер в России. А вдруг ему нашего губернатора заказали?

— Успокойся, старик, ему заказали не губернатора.

— А кого?

— Меня, — бросил Молодцов.

— Тебя? — Генерал недоверчиво смотрел на друга. — Шутишь?

— Нет, вполне серьезно.

— И кто тебя заказал?

— Думаю, «крестный отец». Видно, он узнал, что я иду по следу украденного штамма.

Громову все еще не верилось.

— Да с чего ты взял, старик, что тебя заказали?

Вместо ответа Суперопер кинул на стол резиновый муляж человеческой кисти. Точно такой же, какой нашел Брыкин у себя под дверью.

Генерал повертел муляж в руках.

— «Готовься к смерти», — прочитал он вслух надпись на резиновой ладони. — Визитная карточка Ствола?

— Точно.

— Откуда она у тебя, Гриша?

— Вытащил сегодня утром из почтового ящика.

Генерал Громов нахмурился:

— Н-да, неважные дела.

— Наоборот, Геша. Через киллера я выйду на «крестного отца».

— Каким образом?

Молодцов загадочно усмехнулся.

— Есть у меня один планчик.

Вечером того же дня Суперопер позвонил Саше Чайникову.

— Привет, Шура.

— Здрасте, Григорий Евграфыч. Вы с Камчатки звоните?

— Нет, Шура, я уже в Питере. Как делишки?

Чайников поглубже вздохнул. А, была не была!.. И затараторил в трубку:

— Григорий Евграфыч, я расследование завалил. Когда вы улетели на Камчатку, я…

— Стоп, Шура, — остановил его Молодцов. — Это не телефонный разговор. Давай-ка дуй ко мне.

Через час Саша Чайников был в квартире Суперопера. А еще через час он закончил свой рассказ. И невольно напрягся. Ну, сейчас начнется.

Но ничего не началось.

— Для начала неплохо, — констатировал Молодцов. — Очень даже неплохо.

Саша ушам своим не поверил.

— Неплохо, Григорий Евграфыч?

— Да, Шура. С фантиками ты правильно разобрался. И твоя версия насчет квартир Менькина и Шишкина тоже оказалась правильной…

— Это мамина версия, — уточнил Чайников, не желая приписывать себе заслуги Калерии Ивановны.

— Неважно, Шура. Главное, что ты шел по верному следу.

У Саши словно гора с плеч свалилась.

— Так вы считаете, из меня может получиться настоящий следователь?

— Я в этом не сомневаюсь.

— Спасибо, Григорий Евграфыч, — с чувством сказал Чайников. — Вы для меня… вы… — У Саши защипало в глазах и запершило в горле.

Знаменитый сыщик похлопал молодого коллегу по плечу.

— Ладно, Шура, давай ближе к делу. Расскажи, как тебе удалось найти ребят на станции Дворкино.

— Ой, а я разве не рассказал? Нас с мамой к ним Белоснежка привела. Собака Стаса Брыкина.

— Знаю я эту собаку. Она на моего Эйнштейна похожа. Полюбуйся, какой был красавец. — Суперопер кивнул на большую фотографию, висящую в рамке на стене.

— Так это же Белоснежка! — воскликнул Чайников.

— Нет, Шура, это Эйнштейн. Ох и умный был пес. Видишь, сколько у него наград.

Саша с почтением смотрел на снимок.

— Да-а, много. А вот этот орден он за что получил? — Чайников указал на звезду с бриллиантами.

— За спасение английской королевы.

У Саши глаза от любопытства загорелись.

— Расскажите, Григорий Евграфыч!

— Потом, Шура, потом. — Молодцов закурил папиросу. — А сейчас вернемся к нашим общим бандитам.

— Общим?

— Да, Шура. Мое дело на Камчатке впрямую связано с твоим делом здесь, в Питере. — И Суперопер посвятил Чайникова в свое секретное камчатское дело.

— Ни фига себе! — по-детски воскликнул Саша. — Классно вы во всем разобрались!

— Еще не разобрался, Шура. Можно сказать, расследование только начинается. И начнем мы его с того, что выясним — кто заказал киллеру убрать Скальпеля.

— Вы хотите допросить Скальпеля?

— Нет, я хочу допросить киллера.

— Но он же на свободе.

— Вот и хорошо. Нам не придется тащиться в тюрьму. Ствол сам сюда явится.

— Вы шутите, Григорий Евграфыч?

— Нет, Шура, не шучу. Ствол действительно сюда придет. Ему заказали меня убрать.

— Вас?!

— Меня.

— И вы так спокойно об этом говорите?

Суперопер выпустил изо рта колечко дыма.

— А чего икру метать? Я уже привык. Меня не раз заказывали.

Саша опасливо покосился на окно, за которым сгущались сумерки.

— А вдруг Ствол уже пришел, Григорий Евграфыч?

— Это как раз то, что нам надо, Шура.

— Но зачем?!

— Он придет, а мы его — оп-ля! — и возьмем.

— А как мы его возьмем?

— С помощью приманки. Слышал о таком охотничьем термине?

Чайников помотал головой. Нет, не слышал.

Молодцов начал объяснять:

— Иду я, к примеру, охотиться на уток. И, чтобы приманить их, я использую резиновую утку. Она-то и называется — «приманка». Я ее спускаю на воду, около бережка, а сам с ружьем прячусь в кусты. И начинаю крякать. — Суперопер для наглядности покрякал: — Кря-а… кря-а… кря-а… То есть подзываю селезней к резиновой уточке. Они, естественно, подплывают. Тут-то я их и фотографирую.

— Фотографируете? Я думал, стреляете.

— Нет, Шура. Я с фоторужьем охочусь. Стрельбы мне и на работе хватает.

Чайников лоб наморщил, соображая.

— Так вы думаете, Григорий Евграфыч, киллер заинтересуется резиновой уткой?

Молодцов усмехнулся:

— При чем тут резиновая утка? В качестве приманки мы используем тебя, Шура.

— Меня?! — обалдел Саша.

— Ну да, — посмеиваясь сказал Суперопер. — Слушай, как мы все сделаем. Ты надеваешь мою куртку с кепкой, а очки свои снимаешь. Ствол думает, что ты — это я, и стреляет в тебя. А я, увидев, откуда он стреляет, стреляю в него. Усыпляющими пулями. Так что он останется цел и невредим. Поэтому пусть это тебя не волнует.

Но Чайникова это и не волновало. Его волновало совсем другое.

— Он же меня убьет, Григорий Евграфыч!

— Ничего подобного, Шура. Я тебе уже говорил: Ствол любит поиграть со своей жертвой. Как кошка с мышкой. И первый раз он нарочно промажет. А второй раз он выстрелить не успеет, потому что выстрелю я.

— А если он не промажет с первого раза? Ведь может такое быть, Григорий Евграфыч?

— В жизни, Шура, все может быть, — философски ответил Суперопер. — Кой-какой риск, разумеется, существует. Но в нашей работе без риска не обойтись.

Бом-бом-бом… — настенные часы пробили десять вечера.

Молодцов пружинисто поднялся с дивана.

— Пора, Шура!

— Как?! Прямо сейчас?!

— Вот именно! Интуиция сыщика мне подсказывает: убийца уже здесь.

— Но…

— Никаких «но». — Суперопер принес из прихожей куртку с кепкой и протянул Чайникову. — Быстренько одевайся…

Саша с тяжелым сердцем натянул на плечи кожаную куртку, а на голову — кожаную кепку.

— А что я должен делать, Григорий Евграфыч?

— Ничего, Шура. Я сам все сделаю. Ты просто выйди на улицу и постой у подъезда. Папироску на вот докури. — Молодцов отдал Чайникову свою недокуренную папиросу. — Да, и не забудь воротник куртки поднять, а козырек кепки опустить. И еще голову в плечи втяни, чтобы стать поменьше ростом. А то Ствол в оптический прицел увидит, что ты — приманка.

«Ой, мамочка», — вспомнил Саша свою маму.

Перед уходом Чайников предупредил Калерию Ивановну, что вернется поздно, поэтому пусть она его не ждет, а ложится спать. Но мама, конечно, ждет. И уж, наверное, испекла что-нибудь вкусненькое к возвращению своего Зайчика. Ватрушки или пампушки. И того она не ведает, что ее Зайчик сейчас вместо сладкой ватрушки получит пулю.